Сказки про лошадей (91)

Дурачок Иван стал владельцем чудо-конька, но на царской службе простак пал жертвой козней прежнего конюшего. С потери пера жар-птицы начинаются злоключения Ивана. Однако добыв для царя невесту, Иван неожиданно сам становится царём. 

Встретились раз поп да Балда. Поп скуп был и хотел деньгу сберечь – нанять слугу, кой бы работал за гроши, а лучше – даром, за одни харчи. Балда работать за харчи согласен, но – с условьем: за три щелка в попов лоб, как только выйдет службе срок.

Загоревал-затужил царь Берендей, когда вор неведомый стал золотые яблоки с его любимой яблони хитить. Назвались тут царевичи караул ночной нести, поклялись вора поймать. Первую ночь старший проспал, но утром в том не сознался.

Сколь ни крепился царь, а стал он стар да ослеп почти. На счастье своё, прознал он, что в некоем царстве средство есть от бед его. Обещает он охотнику-удачнику полцарства отписать – никто не внемлет. Вызывается тогда старший сын его.

Не смогли сыны старший и средний вора укараулить, что отцову пшеницу топтал. А вот младший (Ванька-дурак) смог! Рассказал он после ночной стражи своей о чудном коне, жито травившем да им заарканенном, но лишь посмеялись над ним братья.

Славный силою своею богатырь Илья поспешал к обедне быть во стольный Киев-град, да заминка ему вышла под Черниговом – собралося там злой силы столь немыслимо, что ни конному, ни пешему дороги нет. Сокрушил Илья ту силушку великую.

Задело под Бережками коня снарядным осколком. Хоть убить не убило, а стал он уже не боец, а калека. Но мельник Панкрат животину выходил и для общих нужд приспособил. А коль конь – общественный, то и кормиться он привык у всей деревни. 

Не всем веселье – царский пир! Руслан-храбрец – жених счастливый давно уединенья ждёт с младой женой в опочивальне, от нетерпения горя. Соперники ж богатыря, которых обошла Людмила своей любовью, зло таят от чёрной зависти к Руслану.

Сколь жил Святогор, а того не ждал, чтобы сил его богатырских бы не достало поднять суму скоморошию. Но случилось всё ж прежде немыслимое – со сумой борясь, богатырь ушёл по колена вглубь земли-матушки. Каб не верный конь, так и сгинул бы. 

Славен был Добрыня к людям незлобивостью, нравом ровным, добрым да приветливым. Но особо почитал он свою матушку – досточтимую Мамелфу Тимофеевну. В лето знойное сын просится у матери: отпусти меня, родная, на Пучай-реку! 

Живущая совершенно одиноко девочка Пеппита (если запросто – Пеппи) живёт-не тужит в старом домике, окружённом столь же старым садом.

Хоть славен был Олег (великий воин) глубокой вещей мудростью своих решений, чужую мудрость также князь ценил и уважал. А посему, очередной поход начав с дружиной и встретивши дорогою волхва, почёл разумным от него узнать свой жребий.

Как отца да матери дома не было, объявилися Илье гости дальние – постучались перехожие калики во широкие ворота во тесовые: ты пустил бы нас, Илюша, во отцовский двор, проводил бы в дом и напиться дал! А Илюша тридцать лет уж недвижим сидит.

Молодой Вольга – Святослава сын приобвык уже к науке княжией. Раз с дружиною он едет, чтобы дань собрать с городов, Владимир-князем подаренных. В чистом поле вдруг видят воины диво дивное, невозможное – чудо-пахарь землю пашет играючи.

Дивен обликом и мерзок Скимен-чудище – нету образа ему, нет подобия ни в лесном краю, ни в море, да и в небе нет! А уж голосом-то Скимен тот совсем нелеп – до того нелеп, что стынет кровь у слышащих! И явилось вдруг то чудо ко Днепру-реке. 

Набредает Илья Муромец в чистом поле на громадный камень да с надписью. Задала та надпись старому богатырю закавыку-загадку порядочну – выбрать ли ему дорогу, где женату быть? Или той ему держаться, где богатым стать? 

Не случилось в этот раз да двум богатырям – молодому Алёше Поповичу да другому – Якиму Иванычу во чистом поле зверя-птицы бить. На распутье трёх дорог они наехали, где стоял массивный камень, указующий, куда каждая дорога устремляется.

Не послушал мать Добрыня, ссамовольничал – погулял, младой, он крепко в чистом полюшке, ратных подвигов свершая немерено. Напоследок вновь нарушил слово матери, искупатися решивши во Пучай-реке, хоть считалася река та опасною.

Туман был как туман, но было сегодня в нём что-то необычное. Тайна какая-то и невыразимая прелесть. Такая прелесть, что Ёжик никак не мог отвести глаз от представшей ему картины. Недалеко, по грудь в тумане, паслась белая лошадь.

Отправляясь на службу, наказал муж жене себя и дом в чистоте блюсти, людям не перечить, но и себя в обиду не давать. А, зная, что скоро она родить должна, оставил он супруге для нужд будущего потомства деньжат, сколько ранее смог накопить.

Уж как скор-то ни был на ногу Добрыни конь, а всё ж некто преж него здесь проехался! Дивно стало и досадно то богатырю, что вперёд него тот ехать осмелился. И вот, дерзкого нагнавши, вопрошает он: ты какого же, наглец, роду-племени?

Те, кто бы в дикой природе не выжил, шумно резвятся здесь, мчатся вприпрыжку! Щедр на любовь Человек, благороден. Верь Человеку, звериный народец!

Уж пятнадцать лет стоят богатыри на заставе ближней под Киевом. Богатырский цвет весь представлен здесь во главе с Ильёй – Ильёю Муромцем. Сторожат богатыри землю русскую от лихого супостата злого умысла.

Диво дивное творится в чистом поле, слышь – не догнать никак дружине с князем свет Вольгой чудо-пахаря никак, деревенщину! За три дня-то кони все из сил повыбились, пока пахаря дружина всё ж настигнула.

Как узрела царица ерша того чудесного – затряслась вся в нетерпенье! Слезьми на радостях обливается да знай всё приговаривает: скорей же, скорей, на кухню его! Да что ж за прок-то был царице в рыбе той? А был ей, как узнали позже, вещий сон.

Разнеслася по округе весть тревожная: чудо-юдо русский люд грозит с землёй сровнять, да и землю-то саму огню-мечу предать, дабы выжженой пустыней Русь осталася! И услышали про то три добра молодца, и поднялися на бой со злым тем чудищем.

Чудные то были старики – жадные до невозможности и от жадности той вроде как не в своём уме. Приносит раз дед добычу – гнёздышко с яйцами, а поверх них – мать ихнюю – птичку-невеличку, на охоте подстреленную. Узнала жена, что яйца насижены.

Эх, зря не послушал стрелец слов своего мудрого коня – поднял-таки лежавшее прямо в пыли драгоценное жар-птицево перо! Поднёс он перо царю – господину своему, думал, тот его чаркой пожалует аль кафтаном. Ан нет! Загорелись у того глаза.

Решил мужик журавлей проучить, его горох на поле клевавших-воровавших. Развёл мёд в вине, корыто наполнил и на поле свёз. Журавли, гороху наевшись, поискали глазами, чем бы им еду сию дармовую запить. Корыто увидев, пить потянулись.

Был волк стар и дряхл. Но ведь и дряхлое тело кормить надо, вот и пошёл волк на добычу. Набрёл на жеребёнка пасущегося, обрадовался – мясо-то нежное, как раз по его старым зубам. Только жеребёнок стать волчьим кормом вовсе не торопился.