Торгуя помалу да капиталец свой имея, баловал вдовый мужик всяко дочек своих – двух-то – модниц-привередниц, ликом не вышедших, да любимицу свою – раскрасавицу младшую. Просят раз старшие себе наряды новые, а младшая глаза потупила.

Лишённая от природы языка, роза приносила свою благодарность приютившему её миру дивным ароматом, а оставленные росой капельки на её цветках можно было бы принять за слёзы восторга перед ним. Но приход в мир её красоты нравился не всем.

Пропасть бы совсем от скуки городскому Мите в глухой деревне этой, каб не бабушкины сказки! Слушал их Митя и не знал: верить ли? Вроде атомный век на дворе, а здесь, оказывается, Ивана-царевича запросто повстречать можно. И не только е

Отслужил солдат службу долгую, угостил напоследок братию свою служивую. Да так знатно угостил, что остался всего-то с пятью пятаками в кармане! Домой идёт, диву даётся: как же это я так, а? Глядит – старуха нищая подаянье просит.

Не добыл в сей раз Андрей-стрелок к царской трапезе ни вепря, ни оленя. Назад идёт, а на дереве – горлица. Невелика добыча, - думает, - а всё ж не с пустыми руками явлюсь! Стрельнул – попал, да не насмерть убил. Очнулась горлица, наземь павши.

До того баба Яга свирепа была, что на всю округу страх наводила. Раз пошла она по ягоды (сладенького захотелось), а те, как увидели лик её отвратный, глаза, тусклой злобой горящие, так со страху и попрятались все, в листьях схоронились!

Разобиделась Марина, осердилася на Добрыни окаянство-то случайное да решила ему сторицей за то воздать – с места, где сей богатырь своей ногой стоял, набрала девица дров да в печь и вдвинула

Едет бывший королевский гренадёр домой – на своей же лошади едет, за долгую службу безупречную ему командиром подаренной. Ох, и долго ж ещё до родной деревни ехать, а деньги-то, что ему за службу выдали, уж и вышли все-поистратились.

Как узрела царица ерша того чудесного – затряслась вся в нетерпенье! Слезьми на радостях обливается да знай всё приговаривает: скорей же, скорей, на кухню его! Да что ж за прок-то был царице в рыбе той? А был ей, как узнали позже, вещий сон.

Вышивала королева у открытого окна, стёкла коего в раму чёрного дерева вмурованы были, да, на белый снег глядючи, и уколола иглою мизинчик-то. Вид алой крови на белом снегу чёрного подоконника восхитил королеву необычайно.

Сидит раз царь, бездетным оставшийся, размышляет: неужто так и просижу всю жизнь свою сиднем, только смерти одной дожидаясь? Надо бы делом заняться! Войну объявить? Неохота. А дай-ка объеду я царства иные, погляжу, где там что да как!

Лежало это царство странное где-то посреди других земель, отличаясь от прочих не богатством, не доблестью воинской, а иным – власть там держал из самой гущи народной выходец (тот самый Емеля-дурак, что некогда щуку волшебную изловил).

Жила-была девочка Маша, затейница была и рукодельница. Пошла однажды Машуня в лес и любимую иголочку потеряла. Ёжик хотел девочке помочь, и сосна пожалела, но умелица слезы лила и не унималась.

 Подкопил отец добра, решил: на ярмарке продам, а дочерям на те деньги – подарки куплю. Заказали старших две шёлку на сарафаны новые, а младшая разыскать просит меж торговых людей соколье пёрышко. А девка та умница была и всему дому опора.

На пир в честь рождения дочери (долго и страстно желанного ребёнка) король пригласил не всех – был он не очень-то богат. Но зато самые известные ворожеи того края были встречены с особыми почестями (задобрить их было просто необходимо).

Чудные то были старики – жадные до невозможности и от жадности той вроде как не в своём уме. Приносит раз дед добычу – гнёздышко с яйцами, а поверх них – мать ихнюю – птичку-невеличку, на охоте подстреленную. Узнала жена, что яйца насижены.

Каким же непростительным промахом короля было не пригласить на пир по поводу рождения дочери тринадцатую ведунью – самую могучую, капризно-высокомерную! Но она всё-таки явилась – незваная, кипящая гневом и неприкрытой жаждой мести.

Рубя дрова, муж жены-неродихи срубил зачем-то и лутошку – липку молодую, с коей зайцы кору обгрызли. Дома дрова во дворе свалил, а липку в подпечье сунул (опять незнамо зачем – может, чтоб выстругать потом что-нибудь дельное).

Только и нажил дровосек-бедняк, что двоих детей, зато нищета была полная. Но настало время ещё худшее – есть стало вовсе нечего. Мужчине еда нужна, чтоб работать, жене – чтоб дом держать, а дети – их-то ещё зачем кормить? Обуза, да и только!

Возненавидела мачеха падчерицу ненавистью столь лютою, что достала её колдовством своим даже и в замужестве. Превратила мачеха падчерицу в зверя дикого – не пожалела ни мужа её молодого, ни дитя её, только что народившееся.

Отправилась старшая дочь дровосека в лес – еду отцу снести, да и заблудилась (просо-то, отцом для отметки дороги посыпанное, птицы склевали). Уже ночью вышла девушка к лесной избушке. Внутрь войти страшно, да в лесу – ещё страшнее.

Жихарёк (кота и воробья братец названый) был хоть и смышлён не по летам, но зато и упрям до ужаса. По малости лет и роста братья его на заработки не брали, а оставляли немудрёное своё хозяйство вести. Он и вёл. Прознала про жихарька баба-яга.

Овдовев, женился царь вторично и завелась таким манером у Марьи-царевны мачеха. Невзлюбила та мачеха падчерицу сразу же, стала её тяжёлой работой угнетать. Раз, решив царевну окончательно унизить, послала мачеха девку коров пасти.

Сколь уж лет жили супруги, а всё горевали, что детей им завести не удаётся. Ну, да всё когда-то кончается – кончилось и их горе. Посоветовал раз старец один мужу: собрав с каждого деревенского двора по яйцу куриному, посади на них клушку.

Быстро поняли селяне: нет, с драконом им не сладить – он неуязвим, собака, ни для копий, ни для стрел! Положение обмыслив, дань рептилии решили предложить – по девке красной выставлять, коли случится на селение налёт.

Многие знатные мужи езживали к царю Светозару сватать его слывущую первой красавицей земли русской дочь Василису. Правда, лика красавицы сей никто сам ещё и не видел (держали её в терему взаперти – от сглаза берегли), но молве верили.

Счастье привалило к потерявшим всякую надежду супругам неожиданно – баюкали они, баюкали чурочку-деревяшечку, в тряпицу завёрнутую, а она и загукала! Так появился на свет Терёшечка – мальчишечка, родителями уже и не жданный.

Узок ли мир и тесен (и, в конечном итоге – мал и ограничен) либо же простирается далеко за пределы мыслимого – такая вот странная тема для спора возникла у семи разных животных, случайно оказавшихся на этой полянке средь вишнёвого сада.

Влюбилась мачеха-царица (вдового царя жена новая) в пасынка своего пригожего Ивана, а влюбившись, стала по ревности своей да по любви неразделённой царевичу ковы ковать – между Иваном и его невестой молодою (царь-девицею) встревать.

Жил кузнец ремеслом своим – не бедствовал вроде, да одначе, заметили селяне: задумается вдруг, вздохнёт да и молвит вполголоса: вот, говорят, где-то на свете лихо водится. Любопытно б на него взглянуть. Боязно, конечно, но – хочется.